читать дальшеГлорфиндель, древний воин, пообедал, выкурил сигару и отправился к себе в спальную отдыхать. Он лег, укрылся от комаров кисеей и закрыл глаза, но уснуть не сумел. Лук, съеденный им вместе с окрошкой, поднял в нем такую изжогу, что о сне и думать нельзя было.
- Нет, не уснуть мне сегодня,- решил он, раз пять перевернувшись с боку на бок. - Стану газеты читать.
Глорфиндель встал с постели, набросил на себя халат и в одних чулках, без туфель, пошел к себе в кабинет за газетами. Он и не предчувствовал, что в кабинете ожидало его зрелище, которое было гораздо интереснее изжоги и газет!
Когда он переступил порог кабинета, перед его глазами открылась картина: на бархатной кушетке, спустив ноги на скамеечку, полулежал его приятель, Эрестор, эльф не самых юных лет; поза его, небрежная и томная, походила на ту позу, в какой обыкновенно рисуется Клеопатра египетская, отравляющая себя змеями. У его изголовья на одном колене стоял лучший лучник Мирквуда, Леголас, розовый, безусый мальчик лет девятнадцати - двадцати. Смысл этой "живой" картины нетрудно было понять: перед самым входом хозяина уста Эрестора и юноши слились в продолжительный, томительно-жгучий поцелуй.
Глорфиндель остановился, как вкопанный, притаил дыхание и стал ждать, что дальше будет, но не вытерпел и кашлянул. Лучник оглянулся на кашель и, увидев воина, отупел на мгновение, потом же вспыхнул, вскочил и выбежал из кабинета. Эрестор смутился.
- Пре-екрасно! Мило!- начал муж, кланяясь и расставляя руки.- Поздравляю! Мило и великодушно!
- С вашей стороны тоже мило... подслушивать! - пробормотал Эрестор, стараясь оправиться.
- Merci! Чудно! - продолжал древний воин, широко ухмыляясь.- Так все это, мамочка, хорошо, что я готов сто рублей дать, чтобы еще раз поглядеть.
- Вовсе ничего не было... Это вам так показалось... Глупо даже...
- Ну да, а целовался кто?
- Целовались - да, а больше... не понимаю даже, откуда ты выдумал.
Глорфиндель насмешливо поглядел на смущенное лицо жены и покачал головой.
- Свеженьких огурчиков на старости лет захотелось! - заговорил он певучим голосом. - Надоела белужина, так вот к сардинкам потянуло. Ах ты, бесстыдник! Впрочем, что ж? Бальзаковский возраст! Ничего не поделаешь с этим возрастом! Понимаю! Понимаю и сочувствую!
Глорфиндель сел у окна и забарабанил пальцами по подоконнику.
- И впредь продолжайте...- зевнул он.
- Глупо!- сказал Эрестор.
- Черт знает, какая жара! Велел бы ты лимонаду купить, что ли. Так-то, сударь. Понимаю и сочувствую. Все эти поцелуи, ахи да вздохи - фуй, изжога!- все это хорошо и великолепно, только не следовало бы, братец, мальчика смущать. Да-с. Мальчик добрый, хороший... светлая голова и достоин лучшей участи. Пощадить бы его следовало.
- Вы ничего не понимаете. Мальчик в меня по уши влюбился, и я сделал ему приятное... позволил поцеловать себя.
- Влюбился... - передразнил Глорфиндель. - Прежде чем он в тебя влюбился, ты ему небось сто западней и мышеловок поставил.
Воин зевнул и потянулся.
- Удивительное дело!- проворчал он, глядя в окно.- Поцелуй я так же безгрешно, как ты сейчас, девушку, на меня черт знает что посыплется: злодей! соблазнитель! развратитель! А вам, бальзаковским иезуитам, все с рук сходит. Не надо в другой раз лук в окрошку класть, а то околеешь от этой изжоги... Фуй! Погляди-ка скорей на твоего обже! Бежит по аллее бедный финик, словно ошпаренный, без оглядки. Чай, воображает, что я с ним из-за такого сокровища, как ты, стреляться буду. Шкодлив, как кошка, труслив, как заяц. Постой же, финик, задам я тебе фернапиксу! Ты у меня еще не этак забегаешь!
- Нет, пожалуйста, ты ему ничего не говори! - сказал Эрестор.- Не бранись с ним, он нисколько не виноват.
- Я браниться не буду, а так только... шутки ради.
Глорфиндель зевнул, забрал газеты и, подобрав полы халата, побрел к себе в спальню. Повалявшись часа полтора и прочитавши газеты, Глорфиндель оделся и отправился гулять. Он ходил по саду и весело помахивал своим мечом, но, увидав издалека Леголаса, он скрестил на груди руки, нахмурился и зашагал, как провинциальный трагик, готовящийся к встрече с соперником. Леголас сидел на скамье под ясенью и, бледный, трепещущий, готовился к тяжелому объяснению. Он храбрился, делал серьезное лицо, но его, как говорится, крючило. Увидав знаменитого солдата, он еще больше побледнел, тяжело перевел дух и смиренно поджал под себя ноги. Глорфиндель подошел к нему боком, постоял молча и, не глядя на него, начал:
- Конечно, милостивый государь, вы понимаете, о чем я хочу говорить с вами. После того, что я видел, наши хорошие отношения продолжаться не могут. Да-с! Волнение мешает мне говорить, но... вы и без моих слов поймете, что я и вы жить под одной крышей не можем. Я или вы!
- Я вас понимаю, - пробормотал Леголас, тяжело дыша.
- Эта дача принадлежит жене, а потому здесь останетесь вы, а я... я уеду. Я пришел сюда не упрекать вас, нет! Упреками и слезами не вернешь того, что безвозвратно потеряно. Я пришел затем, чтобы спросить вас о ваших намерениях... (Пауза.) Конечно, не мое дело мешаться в ваши дела, но, согласитесь, в желании знать о дальнейшей судьбе горячо любимого эльфа нет ничего такого... этакого, что могло бы показаться вам вмешательством. Вы намерены жить с ним?
- То есть как-с? - сконфузился Леголас, подгибая еще больше под скамью ноги. - Я... я не знаю. Все это как-то странно.
- Я вижу, вы уклоняетесь от прямого ответа, - проворчал угрюмо Глорфиндель. - Так я вам прямо говорю: или вы берете соблазненного вами и доставляете ему средства к существованию, или же мы стреляемся. Любовь налагает известные обязательства, милостивый государь, и вы, как честный человек, должны понимать это! Через неделю я уезжаю, и Эрестор поступает под вашу ферулу.
- Если Эрестору угодно,- забормотал юноша, - то я... я, как честный эльф, возьму на себя... но я ведь беден! Хотя...
- Вы благородный человек!- прохрипел Глорфиндель, потрясая руку Леголаса. - Благодарю! Во всяком случае, даю вам неделю на размышление. Вы подумайте!
Глорфиндель сел рядом с Леголасом и закрыл руками лицо.
- Но что вы сделали со мной!- простонал он. Вы разбили мне жизнь... отняли у меня существо, которое я любил больше жизни. Нет, я не перенесу этого удара!
Юноша с тоской поглядел на него и почесал себе лоб. Ему было жутко.
- Сами вы виноваты, Глорфиндель! - вздохнул он.- Снявши голову, по волосам не плачут. Вспомните, что вы стали жить с Эрестором только из-за денег... потом всю жизнь вы не понимали его, тиранили... относились небрежно к самым чистым, благородным порывам его сердце.
- Это он вам сказала?- спросил Глорфиндель, вдруг отнимая от лица руки.
- Да, он. Мне известна вся его жизнь, и... и верьте, я полюбил в нём не столько эльфа, сколько страдальца.
- Вы благородный эльф... - вздохнул Глорфиндель, поднимаясь. - Прощайте и будьте счастливы. Надеюсь, что все, что тут было сказано, останется между нами.
Глорфиндель еще раз вздохнул и зашагал к дому.
На полдороге встретился ему Эрестор.
- Что, финика своего ищешь? - спросил он. - Ступай-ка погляди, в какой пот я его вогнал!.. А ты уж успел ему поисповедаться! И что у вас, бальзаковских, за манера, ей-богу! Красотой и свежестью брать не можете, так с исповедью подъезжаете, с жалкими словами! Наврал с три короба! И на деньгах-то я женился, и не понимал я тебя, и тиранил, и черт, и дьявол...
- Ничего я ему не говорил! - вспыхнул Эрестор.
- Ну, ну... я ведь понимаю, вхожу в положение. Не бойся, не выговор делаю. Мальчика только жалко. Хороший такой, честный, искренний.
Когда наступил вечер, и всю землю заволокло потемками, Глорфиндель еще раз вышел на прогулку. Вечер был великолепный. Деревья спали, и казалось, никакая буря не могла разбудить их от молодого, весеннего сна. С неба, борясь с дремотой, глядели звезды. Где-то за садом лениво квакали лягушки и пискала сова. Слышались короткие, отрывистые свистки далекого соловья.
Глорфиндель, проходивший в потемках под широкой липой, неожиданно наткнулся на Леголаса.
- Что вы тут стоите?- спросил он.
- Глорфиндель! - начал Леголас дрожащим от волнения голосом. - Я согласен на все ваши условия, но... все это как-то странно.- Вдруг вы ни с того ни с сего несчастны... страдаете и говорите, что ваша жизнь разбита...
- Да, так что же?
- Если вы оскорблены, то... то, хоть я и не признаю дуэли, я могу удовлетворить вас. Если дуэль хоть немного облегчит вас, то, извольте, я готов... хоть сто дуэлей...
Глорфиндель засмеялся и взял Леголаса за талию.
- Ну, ну... будет! Я ведь пошутил, голубчик! - сказал он. - Все это пустяки и вздор. Тот дрянной и ничтожный эльф не стоит того, чтобы вы тратили из-за него хорошие слова и волновались. Довольно, юноша! Пойдемте гулять.
- Я... я вас не понимаю...
- И понимать нечего. Дрянной, скверный эльф - и больше ничего!.. У вас вкуса нет, голубчик. Что вы остановились? Удивляетесь, что я такие слова про жену говорю? Конечно, мне не следовало бы говорить вам этого, но так как вы тут некоторым образом лицо заинтересованное, то с вами нечего скрытничать. Говорю вам откровенно: наплюйте! Игра не стоит свеч. Все он вам налгал и, как "страдалец", гроша медного не стоит. Глуп и много врет. Честное слово, голубчик! Я не шучу...
- Но ведь он вам жена! - удивился Леголас.
- Мало ли чего! Был таким же, как вот вы, и женился, а теперь рад бы разжениться, да - тпррр... Наплюйте, милый! Любви-то ведь никакой, а одна только шалость, скука. Хотите шалить, так вон Гилмор идет... Эй, Гилмор, куда идешь?
- За пивом, господин! - послышался звонкий голос.
- Это я понимаю, - продолжал Глорфиндель, - а все эти психопаты, страдальцы... ну их! Гилмор глуп, но в нём хоть претензий нет... Дальше пойдем?
Глорфиндель и Леголас вышли из сада, оглянулись и, оба разом вздохнувши, пошли по полю.
@темы: Чёрно-белый эльфятник