С ФБ

[Кошка-Плюшка]

ИГРА или СЕРИИ, КОТОРЫХ НЕ БЫЛО
беты: Койренэ_Генджо Санзо, FanOldie-kun, маленький грустный тролль


Часть 1. Дебют

1.1 Бутоны

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Больше смотреть было некуда.
После бунта Четырех на Небесах установился странный обычай: ками ходили, не поднимая глаз от собственных сандалий. Смотреть по сторонам стало неприятно до дрожи. Лимонное небо, голые ветви деревьев. Трупы. Да, постепенно завалы были разобраны, а погибшие похоронены, но забыть побоище не получалось.
Сегодняшнюю ночь Канзеон Босацу опять провела в госпитале, вернувшись только утром. Была она, при этом, постаревшей и злой, как богиня Кали. Джирошин поставил свежезаваренный чай на столик и тихонько вздохнул.
- Могу я быть чем-нибудь вам полезен?
- Ты знаешь делопроизводство? - раздраженно спросила бодхисаттва. – Императора нет, Западная армия похожа на растерянную толпу. Всем мерещится измена. Займись домом, убери. Смотреть на этот срач противно.
Дом сиял чистотой, а вот на облетевший сад, действительно, противно было смотреть. Только пруд по-прежнему радовал глаз огромными темно-розовыми цветами и глянцевыми зелеными листьями-блюдцами. Джирошин еще раз вздохнул и отправился в кладовую. Среди прочего там хранился набор цветных фонариков.
Два часа преданный слуга развешивал по саду гирлянды. Наконец, он воткнул вилку в розетку и вышел на веранду. Деревья, лишенные листьев и обмотанные мигающими цепями выглядели так страшно, что Джирошин, даже не отдохнув, немедленно все снял. По счастью, Канзеон Босацу работала у себя в кабинете и безобразия не видела.
Работы у бодхисаттвы было немало. Джирошин и предположить раньше не мог, что вечно зевающий секретарь делает так много дел. Да, вместо Конзена следовало нанять кого-то другого, но желающих предложить подобное милосердной богине не нашлось. Так или иначе, о Конзене в доме не упоминали никогда.
Тем не менее, все постепенно наладилось. Окровавленные дорожки посыпали свежим песком. Отстроили новые павильоны, покрасили старые. Разбили клумбы и розарии, посадили душистые кусты. Только вишни по-прежнему оставались голыми.
Вечером Милосердная, напившись чаю и успокоившись, сообщила, что раненые больше в ее присутствии не нуждаются, что она остаётся дома и жаждет развлечений.
- Чем займемся? – обрадовался Джирошин.
- Шахматами, дружище, - Милосердная оценивающе сощурила глаза. – Сдается мне, ни на что другое путное, а тем более беспутное, ты уже не годен.
Джирошин кротко вздохнул, достал коробку с фигурами и вынес на веранду шахматный столик.
- Я – черными, - заявила Канзеон, поворачивая доску.
Первые несколько ходов были сделаны быстро.
- Много корабликов построил за последнее время? – ехидно поинтересовалась бодхисаттва.
Джирошин промолчал.
- Странная у нас получается партия. Такое впечатление, что ты специально сдаешь мне позиции.
- Ну что вы, Канзеон Босацу. Зачем бы мне так поступать?
- В последнее время я слишком много видела трусости и слабости. Как это надоело!
- Все когда-нибудь вернется на круги своя.
- На Небесах нет воинов! Мне самой пришлось привести сюда последнего оставшегося в живых еретика.
Джирошин запоздало испугался:
- Канзеон-сама, почему вы меня с собой не взяли.
Милосердная зло засмеялась:
- А зачем? Разве ты воин? Болтливый старик.
Джирошин отшатнулся и вскочил, коленом перевернув шахматный столик.
- Прощайте. Предпочту служить в армии! На любой должности. Я солдат, а не шут, - сказал он гордо.
Бодхисаттва поставила столик на место и смущенно почесала затылок.
- Прости. Замоталась. А ты вместо того, чтобы спокойно играть, нервируешь бедную женщину.
Она сама расставила фигуры. Джирошин проследил – расставила правильно. Точно так, как они стояли до катастрофы.
- А где мой ферзь?
Удивительно, но черная фигура бесследно исчезла.
- Не беда, - махнула рукой бодхисаттва. – Из любого положение есть выход. Вот новый ферзь.
Она опустила на доску свою чашку. Среди изящных фигур черного дерева фарфор смотрелся чужеродно.
- Чай Гуаньинь. Себя, можно сказать, на кон ставлю, - улыбнулась бодхисаттва.
Ветер, несущий забытый аромат, пролетел над прудом. Закачались, кивая, лотосы. Колесо судеб скрипнуло и тронулось в путь.
- Настают странные времена, - пожал плечами Джирошин.
Он поднял голову от шахматной доски. На ветвях вишен малиновым цветом наливались юные ещё бутоны.
Джирошин вздохнул с облегчением.

1.2 Императорские игры

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Осиротевшие не так давно Небеса обрели нового Императора. Погибший повелитель не оставил наследника, но где-то в провинции нашелся его далекий родственник, правнук, как выразилась Милосердная «по диагонали». Ребенок, лишенный влияния и близких родственников в качестве правителя устроил большинство владетельных кланов. Тем более что после мятежа, всем стало немного не до Императора. Кланы хоронили родственников и делили наследства.
Милосердная поправила прическу, погасила улыбку, окликнула Джирошина и отправилась к алым стенам Императорских покоев.
В огромном зале наблюдалось самое большее десяток ками: несколько сонных солдат охраны и пара древних, давно уже не отличающих сон от яви, советников. Юный Император ничего не мог дать своим подданным, и подданные отвечали ему взаимностью. Ребенок, закутанный в золотое, сшитое не по росту парчовое облачение, дисциплинированно сидел на троне. На коленях он держал книгу, но тусклое освещение не позволяло читать.
Бодхисаттва поприветствовала Императора и проснувшихся от удивления советников положенным образом:
- Рада поздравить вас! Небеса опять цветут – хороший знак, освящающий начало пути…
Присутствующие слышали подобную речь уже, без преувеличения, сотню раз. Советники снова заснули. Милосердная тепло улыбнулась и добавила невпопад:
- Рыбки в моем пруду принесли потомство, и их стало слишком много. Некуда девать.
- У меня тоже есть пруд, но в нем нет рыбок, - пожаловался Император.
- Рыбки будут вам доставлены ещё сегодня. Джирошин принесет десяток разных, - бодхисаттва низко поклонилась.
Из многочисленных складок ее шелкового платья выскочил маленький, величиной с яблоко, красный мячик. Он весело запрыгал по древнему паркету.
- Простите, Император, это глупая шутка детей моих знакомых.
Джирошин, стоящий поодаль, очень удивился наличию у бодхисаттвы неведомых ему знакомых с детьми.
- Дети почему-то считают, что подложить игрушку в кармин взрослого - это весело.
- Тогда, конечно, мячик надо им вернуть, - разочаровался Император.
- Не надо, - успокоила ребенка Милосердная, - они уже про него забыли. А вы во что предпочитаете играть?
- В разные игры, но не с кем же…
- Я с вами поиграю!
Ребенок выпутался из ритуального облачения и пошел к Канзеон Босацу. Одежда осталась сидеть на троне.
- Просто так кидать друг другу мячик скучно. Можно с каждым броском отвечать на вопрос и задавать свой. Нравится идея?
Ребенку было безразлично, во что играть, лишь бы играть.
- Что вы любите на обед?
- Булочки с творогом. Почему мне не дают настоящий меч?
- Боятся за свои жизни. У вас есть комиксы?
- Только старые. Что едят рыбки?
- Ореховое печенье. Сколько стражников дежурит у спальни?
- Не знаю. Я же сплю с другой стороны двери. Можно прийти к вам в гости?
Милосердная выронила мячик.
- Ах, незадача. Проиграла. Старая стала, неловкая.
- Ну что вы! – вежливо возмутился ребенок. – Где живут дети ваших знакомых?
Джирошин насторожился.
- Далеко, - немедленно ответила Милосердная.
- А еще дети где-нибудь здесь есть?
- Есть, - грустно ответила Канзеон Босацу.
Джирошин испугался. Попытка заступиться за Гоку сулила огромные неприятности.
- Есть один. Он сирота. И, насколько я знаю, сейчас серьезно болен.
Император распахнул глаза.
- Но, вы же - богиня Милосердия. Вы поможете ему?
Канзеон Босацу поклонилась.
- Как прикажет Император. Я сделаю все, что в моих силах. Когда мальчику станет легче, смиренно жду вас в гости.
Император радостно улыбнулся.
Джирошин вздохнул с облегчением.

1.3 Натаку, живи!

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Надо ли говорить, что рыбки были доставлены во дворец еще вчера. Вместе с ними Император получил: булочки с творогом, миндальное печенье, детскую саблю из прекрасной стали и стопку свежих комиксов. Любовь Императора не помешает даже бодхисаттве Любви.
Бывшие покои Литотена встретили посетителей тишиной, но нежилыми они не выглядели. Побродив по коридорам, Милосердная и Джирошин нашли, наконец, живых обитателей этого дома смерти. Спящий исцеляющим сном Бог Войны Натаку помещался в наполненной голубоватой жидкостью ванне. Рядом стояла очень испуганная печальная женщина. Верная прислуга так и не оставила изувеченного ударом собственного меча сына бывшего повелителя и любовника.
- Умоляю вас, не трогайте ребенка, - прошептала женщина, опускаясь на колени.
Бодхисаттва заглянула в ванну.
- Я смотрю, его рана зажила. Почему об этом никому не известно?
- Нельзя ему в бой. Сколько же можно?!
- А кто сказал, что сразу в бой? Сейчас не до боев в Нижнем мире, с Верхним бы разобраться…
Протянутая рука бодхисаттвы Милосердия озарилась золотым светом. Натаку вздохнул, открыл глаза и сел. Канзеон Босацу грустно улыбнулась.
- Твой сон окончен. Здравствуй, мальчик.
- Здравствуйте. Но я совсем не помню вас.
- Ещё бы. Бодхисаттве Милосердия трудно найти повод для встречи с Богом Войны. Но, тем не менее, теперь мы встретились.
- Вы не знаете случайно, где сейчас Гоку?
Милосердная ответила честно:
- В заточении. Со временем его освободят. Но, пока этого не случилось, помни, любой вопрос и неловко сказанное слово принесут ему только неприятности.
Бог Войны был еще очень молод, но жизнь уже знал.
- Клянусь, что ни с кем и никогда не буду говорить о нем.
- С тех пор, как ты… потерял сознание, в столице появился еще один ребенок.
- Тоже еретик? – заинтересовался Натаку.
- Я бы так не сказала. Просто славный и очень одинокий мальчик…
Еще в самом начале разговора, Джирошин аккуратно взял прислужницу за локоток, поставил ее на ноги и отвел в сторону. Все это время он что-то втолковывал женщине, она кивала, но становилась все бледней и бледней. В конце концов, женщина поклонилась, и драгоценный перстень с пальца Джирошина перекочевал к ней в карман. Увидев это, Милосердная удивленно подняла брови, а Натаку презрительно сжал губы – его снова предали.
Прислужница, нетвердо ступая, удалилась. Джирошин повернулся к ребенку.
- Не горюй, - сказал он. - Она больше не понадобится. Ты выздоровел, и теперь будешь жить в доме бодхисаттвы Милосердия.
«Чего-чего?» - отразилось на красивом лице женщины. «Того, - взглядом ответил ей древний воин. – За свои поступки надо платить. Хоть иногда». Бодхисаттва закашлялась. И задумалась.
Вечером она, сопя от усердия, расставила на шахматном столике бокалы, тарелки и бутылки. Натюрморт увенчала помещённая в пустой стакан былинка.
- Так как-то… Еда, выпивка, цветы. Джирошин, иди сюда.
- Я здесь. Слушаю вас.
- Сейчас у нас будет романтический ужин.
Джирошин пожал плечами.
- Ночь, вообще-то… - выразил он сомнение.
- Тогда, у нас будет романтическая ночь. Заодно расскажешь, о чем ты шептался с той дамочкой.
Джирошин тяжело вздохнул и разлил вино по бокалам. На свое счастье, он был не только древним воином и богом долголетия. Он был ещё богом снов. Поэтому через пять минут бодхисаттва Милосердия спала сном младенца. Джирошин укутал свою госпожу пледом и с облегчением вздохнул.

1.4 Шутки богов

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Вчера Джирошин ловко обвел её вокруг пальца, но бодхисаттва не держала зла на верного слугу. Она давно убедилась, что гораздо полезней иметь друга, чем пламенного любовника. По крайней мере, любовника всегда можно было подыскать.
Но когда-то…
Когда-то бодхисаттва была юна. О, как ей нравилось дразнить старика. Именно старика. Это сейчас они выглядели ровесниками. А раньше, на заре эпохи Небес, Джирошин казался Милосердной дряхлым дядькой, неразумно влюбившимся в юную красавицу.
Какие шикарные цветы появлялись в её покоях! Как смешно несчастный влюбленный выглядел, услышав просьбу потереть госпоже спинку! Однажды она, расшалившись, уронила каплю своих духов на нос Джирошина и деланно ужаснулась: «ах, что скажут в обществе, твои усы пахнут моим телом»!
Именно Джирошин нашел в пруду её пропавшие украшения. Убедившись, что в доме их нет, Джирошин разделся и отважно полез в воду. Он нырял несколько часов, методично ощупывая дно и, в конце концов, добился успеха. После этого Милосердная стала смотреть на верного стража совсем другими глазами. По крайней мере, он перестал казаться ей старым и некрасивым.
Бодхисаттва, сидя на перилах веранды, с удовольствием вспоминала прошлое.
Джирошин стоял в дверях и любовался хозяйкой. Да, сейчас ею можно было любоваться! Не то, что раньше: суповой набор костей, по-галочьи резкий голос, наивность и самомнение.
То ли дело, теперь. Какие царственные манеры и чистота линий. Медвяная плавность движений. Мудрые и уместные речи. Лишь иногда старые привычки давали о себе знать, и тогда бодхисаттва могла щелчком отстрелить охнарик под ноги зазнавшемуся вельможе.
Джирошин хорошо помнил, как к юной госпоже, а именно так в разговоре с самим собой он называл Канзеон Босацу, доставили осиротевшего племянника. Педагогическому энтузиазму Милосердной не было границ! Ей немедленно понадобился оснащенный по высшему классу спортивный зал. Как же, мальчику нужны подвижные игры и тренировки, иначе он вырастет изнеженным бездельником.
Воспитание племянника оказалось делом непростым.
Для начала, Конзен, с детства привыкший ходить в длиннополом шелковом платье, закрывающем кисти рук, категорически отказался надевать джинсы и майку. Милосердная настаивала. Компромиссом явилось странное одеяние, сочетающее в себе брюки, юбку, майку и длинные перчатки.
Когда тетя, однажды, предложила племяннику поиграть в войну или казаков-разбойников, тот забаррикадировался в своей комнате. Милосердная попыталась пойти на приступ, но Конзен кинул в нее чернильницей. Столь веский довод тетю не убедил. Потом тёте захотелось поиграть в пиратов и поиски клада. На следующий день почти все её драгоценности исчезли. Племянник кривил губы и молчал, как партизан. Джирошин перерыл все покои, но нашел замшевый мешочек с побрякушками только на дне пруда. Платой за подвиг стали: многовековой застарелый насморк и уважение Конзена.
Джирошин улыбнулся. С каким увлечением юная госпожа покупала игрушечное оружие. До сих пор одна из кладовых была доверху им забита. Конзен, в свою очередь, с маниакальным упорством собирал коллекцию печатей, каллиграфических надписей и редких старинных фолиантов. Если Милосердная из вредности отказывалась спонсировать очередную покупку, в доме могло произойти много чего неприятного, но очень интересного. Вплоть до появления чернил в кофейнике. Проблема добычи книг исчезла только, когда в столицу прибыл ещё один увлеченный библиофил - будущий маршал Тенпо, креатура Короля-Дракона, тоже, между нами, не слишком взрослого.
«Ах, бедные дети!» - вздохнул Джирошин с грустью.

1.5 Утренние сумерки

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Звезды поблекли, черное небо стало темно-зеленым. Бодхисаттва зевнула, со вкусом потянулась и ушла в спальню.
Годжун проснулся, захлебнувшись кашлем. Все правильно, небо светлеет, пора вставать. Рёбра болят, платок в крови, на наволочке темные пятна, но он ещё может сесть и даже встать, опираясь на комод.
Адъютанту запрещено приходить рано утром. Дракон все делает сам. Нет, не так. Пока он многое может сделать сам. Может искупаться, надеть форму и натянуть сапоги. Может приготовить чай, дойти до кабинета и работать до тех пор, пока боль не уложит обратно в кровать. Он может, опираясь на костыль, прийти в центр сада и полюбоваться искусственный озером, но вернуться без долгого отдыха не может. Он не может дойти до казарм, не может спуститься в Нижний мир, не может умереть. И жить уже тоже не может.
Вчера Джирошин рассказал ему о воскрешении Натаку.
Вероятно, это был правильный ход. Годжун понимал, что после восстания армия еще не скоро станет жизнеспособной. Новобранцев мало: жители Небес воочию узрели, что такое смерть, и желающих служить не стало. Пусть хотя бы Бог Войны защищает бессмертные твердыни, если дракон не может этого делать. Джирошин возразил, что ребенка нельзя заставлять сражаться. С этим пришлось согласиться.
Никого нельзя заставлять. Путь воина можно выбрать только добровольно. Как и путь ученого. Годжун вытащил из ящика стола забытую маршалом Тенпо книгу и наугад открыл ее.
«Ушла душа по лезвию ножа. Остались кровь и сталь».
Он подошел к окну: в лимонном свете утра розовые цветы вишен казались сгнившими.
Всё вернулось на круги своя. Всё? Годжун только сейчас обратил внимание: не вернулось круженье падающих лепестков. Вишни не отцветали.
Надолго ли это?
«Надо сегодня еще раз поговорить с Джирошином», - подумал Годжун.
«Вчера у меня не хватило духу, но сегодня я должен сказать все», - подумал Джирошин и печально вздохнул.

Часть 2. Миттельшпиль

2.1 Бог сна

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Сейчас она узнает, куда скрылся ее верный помощник. Однако через минуту улыбка погасла: Джирошин, как опытный лис умел путать следы и мог кому угодно отвести глаза. Бодхисаттва вспомнила странное поведение бывшей прислужницы Литотена и взволновалась.
А в это время Джирошин, нисколько не скрываясь, шел к зданию штаба Западной армии. Он думал о злосчастном ее командире и вспоминал, как в свое время Небеса с нетерпением ждали приезда нового главнокомандующего. Тощий унылый мальчишка вызвал у жалостливых кумушек сострадание, а у всех остальных - неизбывное желание повеселиться. Милосердная, захиревшая было без развлечений, буквально расцвела. Почти каждый день она рассказывала Джирошину о промахах и казусах, сопровождающих незадачливого военачальника. Джирошин сплетен не любил, но он ходил по Небесам с открытыми глазами и умел делать из увиденного правильные выводы. Так, однажды, чтобы пройти через плац, ему пришлось дожидаться конца построения. Опытному воину сразу стало ясно, что командовать Годжун умеет: его негромкие, вялые приказы слышно было даже на флангах во втором ряду. «Мальчика учили правильно, - понял тогда Джирошин. – Кости есть, а мясо нарастет».
Через несколько дней Милосердная вернулась с очередного праздника раньше обычного и немедленно поделилась новой байкой.
- Дракончик оказался таким робким: я только обняла его за плечи…
Канзеон Босацу рассмеялась.
- Что же с ним стало? – вежливо спросил Джирошин.
- Едва не упал. Кагор разлил. Какое славное было развлечение – смотреть на его испуганную мордочку. Ну, теперь я проходу Годжуну не дам!
Джирошин вздохнул.
- А что это за пятна на вашем платье? – поинтересовался он.
- Да кагор же! Какой ты непонятливый…
Джирошин позволил себе улыбнуться. Настало время предупредить госпожу.
- Как вы считаете, Канзеон-сама, кто на Небесах лучший специалист в военном деле?
Милосердная пожала плечами.
- Маршал Тенпо, - ответил сам себе Джирошин. - Странно, но он терпит недалекого командира.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Что вот прямо сейчас Годжун-сама наслаждается вашим отсутствием. А вы сидите в испорченном платье и радуетесь. Чему-то.
Милосердная тоже умела делать правильные выводы. Она перестала дразнить главнокомандующего Западной армией.
Адъютант провел Джирошина в личные покои Годжуна.
- Прошу вас, не вставайте. Простите, что помешал. У меня к вам серьезный разговор.
- Если серьезный, я предпочел бы завтра…
- Он не займет много времени. Мне кажется, вчера вы лучше выглядели. Очень плохо?
Годжун удивился: фамильярностью его гость обычно не отличался, но, тем не менее, ответил честно:
- Очень.
- Надоело?
- Да.
- Могу помочь вам избавиться от мучений.
Годжун засмеялся, закашлялся, его окровавленная ладонь сжала рукоять катаны.
- Я и сам могу это сделать.
Джирошин от возмущения даже руками замахал.
- Не смейте думать о смерти! Я подарю вам сон. До поры.
- Что значит «до поры»?
- До того времени, когда надо будет продолжить служение. За вами присмотрит сиделка, она уже нанята. В нужный момент я разбужу вас, произнеся слово, о котором мы сейчас договоримся.
- Скажите мне «ПОДЪЁМ», - усмехнулся Годжун. - А теперь позовите адъютанта, мне надо отдать некоторые распоряжения.
Через час Джирошин положил ладони на прохладный лоб дракона. Кашель прекратился, дыхание Годжуна стало медленным, почти неуловимым. Тонкие бледные губы тронула улыбка.
Адъютант вытянулся, отдавая честь.
Джирошин вздохнул с облегчением.

2.2 Крылья

Милосердная заглянула в зеркало пруда и обрадовалась.
Её верный страж возвращался домой.
Джирошин медленно шел по главной аллее императорского парка. Он знал, что если так идти, то до дома доберешься ровно через три четверти часа. Этого времени должно было хватить на восстановление сил. Усыпить измученного ранами дракона оказалось делом нелегким, Джирошин практически исчерпал всю свою силу. Зато теперь долг был отдан. Долг давний и крайне неприятный.
Много лет назад на дне рождения Императора Джирошин имел неосторожность подойти к стоящему в отдалении Королю-Дракону и заговорить с ним. Заурядный, в общем, поступок, несмотря на разницу в рангах. Они часто разговаривали, непременно находя общие темы. Тем злополучным вечером Джирошин посмотрел на лебедей, скользящих по глади Императорского озера и сказал:
- Знаете, им подрезают крылья. Чтобы не улетели.
Годжун скрипнул зубами, развернулся и ушел.
Джирошин еще долго старался не попадаться ему на глаза.
Да, дракон иногда позволял себе улизнуть в Нижний мир, чтобы поплавать там и полетать в своем истинном виде. Впрочем, подобным грешили многое небожители. Даже Конзен.
Сказать, что Конзен делал это добровольно, было, конечно, нельзя. Джирошин улыбнулся, вспомнив, как однажды…
- Солнце сияет, как свежий синяк! – грянуло за стеной.
Кенрен, конечно.
- Поэт хренов.
- Поторапливайся, лентяй!
- Куртку возьми.
Отцы-командиры Западной армии, под радостные вопли Гоку, собирали недовольного секретаря на пикник.
- Это что, обувь? Обрати внимание, даже маршал переобулся. Тебя укусит гадюка!
- Он ее сам укусит.
- Конзен, что в этом мешке? Неподъемный!
- Еда.
- Мы на несколько часов…
- Ребенок много ест.
- Кенрен, почему твой вещмешок булькает?
- Ребенок много пьет.
Наконец, голоса стихли.
Джирошин вздохнул с облегчением.

2.3 Призраки

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Наконец, кое-что новенькое. Пикник в Нижнем мире. Интересней, конечно, было бы посмотреть на пикник без участия Гоку и Конзена. Убедиться, так сказать, в правдивости слухов. Нет-нет, исключительно по долгу службы.
Едят.
Смеются.
Разморило. Задрыхли.
Какая скука! Милосердная отвернулась. Поверхность пруда пошла рябью.
Муравей пробежал по генеральской чакре, длинному тонкому носу и заглянул в ноздрю. Какая хорошая норка: глубокая, просторная! Кенрен чихнул и проснулся. Будить спящих, особенно маршала, он не хотел, поэтому решил прогуляться. Камни, кусты кизила, усыпанные ягодами. Надо Гоку показать, он лопнет… от восторга. Кислятина, а вот тот куст на южном склоне наверняка готов к употреблению.
Не один Кенрен так считал. Спелыми ягодами лакомился ёкай. Кенрен кровожадно ухмыльнулся, достал револьвер и отщелкнул барабан. Порядок. Генерал медленно двигался вперед, но по мере продвижения его решительность испарялась. Перед ним стоял ребенок. Старше Гоку, но тем не менее. С красными волосами ёкая и фиолетовыми глазами небожителя. Весь в кизиле.
- Ты чей, замарашка?
Мальчик оказался неробкого десятка. Он принял величественную позу и возмутился:
- Как ты смеешь?! Я принц!
Кенрен засмеялся. Он оценил немаленькое количество косточек, белеющих на земле.
- Как в тебя столько кизила влезло, принц? Кстати, я и короля-то не боюсь!
Мальчик смутился.
- Сестра помогала.
- Старшая? – с надеждой спросил Кенрен.
Ёкай схватился за нож.
- Успокойся, никто никого обижать не собирается. Мы тут на пикнике, а не на войне.
- Меня Когайджи зовут, - буркнул принц, - а сестру – Лилин. Только она младшая.
- Пойдем со мной, Гоку разбудим. Поиграете.
Действительно, это оказался самый веселый из всех пикников Гоку. Дети визжали так, что даже Тенпо морщился. Конзен, улучшив момент, шепнул ему:
- Я только сейчас понял, насколько счастлив. У меня их только одна штука.
- Штука? Хлебнул бы ты из генеральской фляжки.
Впрочем, фляжки поблизости не оказалось: генерал играл с детьми.
Он не раз и не два потом спускался в Нижний мир поболтать с умненьким и несчастным принцем. Когайджи тоже привязался к странному генералу вражеской армии по имени Кенрен. Генерал никогда не выпытывал у него военные тайны, зато часто приносил конфеты и комиксы. Сладкое Когайджи не любил, из комиксов давно вырос, но подарки принимал с благодарностью.
Он страшно горевал, когда понял, что Кенрен больше никогда не придет к их Рыжей скале.
Ветра Нижнего мира несли время на своих крыльях.

2.4 Защитник

Сегодня в ближайшем городке намечалась ярмарка. По этой причине все мало-мальски вменяемое население из замка Хото потихоньку слиняло к людям. Принц Когайджи исключением не был. Волосы он стянул в хвостик, на голову нахлобучил шляпу, а вычурную одежду сменил на джинсовый костюм. Принц умело избежал компании сестры и направился в город с целью посетить бар. В баре было шумно, дымно и, предположительно, весело. В баре разговаривали, танцевали и пели разные песни одновременно.
- Смотрите - полукровка!
Шляпа Когайджи, сдернутая подпившим гулякой, полетела в угол. Ёкаев в городке терпели, а вот к метисам относились плохо. Крупный кулак впечатал пьяную голову в деревянную перегородку. Высокий крепкий ёкай сказал наставительно:
- Я тебя несильно ударил только для того, чтобы ты смог поднять шляпу и принести ее сюда.
Когайджи потерял дар речи. Перед ним стоял Кенрен. Нет, конечно, это был ёкай какой-то незнакомый со всеми ёкайскими подробностями: острыми длинными ушами, татуировкой… И всё же…
- Ты не испытываешь к полукровкам ненависти? – спросил Когайджи.
Его заступник засмеялся.
- Мой сводный брат – полукровка. Я его очень люблю и очень по нему скучаю. Кстати, он похож на тебя.
Тем временем подоспела шляпа, но Когайджи не торопился её надевать. Рядом с новым знакомцем он чувствовал себя в полной безопасности.
- Ты тоже напоминаешь мне одного… ёкая. Мне пришлось с ним расстаться. Очень не хочется снова пережить подобное. Поступай ко мне на службу.
На следующую ярмарку Когайджи отправился с телохранителем.
Нанимаясь, Са Джиен признался в убийстве своей матери, и, потрясенный историей, Когайджи придумал ему новое имя. Не гибель сумасшедшей женщины тронула принца ёкаев. Потрясло его совпадение судеб. У принца даже осталось ощущение, что он украл старшего брата у сироты.
Сегодня они вновь гуляли по веселящемуся городку.
- Слушай, - спросил, остановившись, Когайджи, – как ты относишься к татуировкам?
- Равнодушно, - ответил Джиен, ставший теперь Докугакуджи.
- Хочешь ещё одну сделать?
- Как-то в голову не приходило.
- А мне приходило. Вот, как раз, мастерская.
В мастерской Когайджи долго рисовал, а потом рвал листы, пока, наконец, не удовлетворился формой.
- Насколько я помню, она была именно такой. Вот, - передал он лист мастеру, - ему!
- Куда? – спросил мастер.
- На лоб.
- С каких это пор ёкаи носят чакры?
- Какие ёкаи? – спросил принц, звеня кошельком.
Докугакуджи поморщился, но послушно обзавелся чакрой.
- Теперь твоя очередь, - сказал он, вытирая покрасневший лоб. – Или боишься лицо испортить?
Принц задумался. К своей внешности он относился трепетно, но если Доку предлагает… Нет, принц не боялся и, надо сказать, полоски на щеке ему даже понравились. Героические такие…
Ветра Нижнего мира несли время на своих крыльях.

2.5 Оранжерейное растение

Милосердная заглянула в зеркало пруда и улыбнулась.
Конзен, то есть, нет, Корю трудолюбиво подметал монастырский двор.
- Джирошин, посмотри, как мальчик изменился.
Секретарь удивленно поднял брови. Канзеон Босацу за все прошедшие со времени бунта пятьсот лет ни разу о племяннике не упомянула.
- Какой послушный, трудолюбивый ребенок получился!
- Канзеон-сама, раз уж вы вспомнили…
- Я и не забывала.
- Что же изменилось?
- Ему открылся путь на Небеса.
- Он может вернуться?
- Он может заслужить право вернуться.
- Каким образом?
- А, подвиг совершит, и все дела… Что у нас сейчас на повестке дня? Хомура совсем охомурел, сбежал в Нижний мир и хулиганит там? Попрошу Императора, и он поручил Конзену вернуть Хомуру.
Джирошин удивился наивности бодхисаттвы.
- Госпожа, никто не справится с Богом Войны, пусть даже бывшим!
- В качестве силового сопровождения используем Сейтен Тайсея.
Джирошин сглотнул. Он не хотел бы даже в сторонке стоять во время битвы Великого Мудреца и Бога Войны.
- Кстати, про Хомуру… Вот, что происходит, когда со мной не советуются. Ну, была бы у мальчика подружка, разве это плохо?
Джирошину не хотелось перечить Канзеон Босацу, но он припомнил изящного, облаченного в шелка секретаря, посмотрел на хрупкого белокурого ребенка и не выдержал.
- Канзеон-сама, вы хотите остаться без племянника? Он не воин, он оружие в руках держать не умеет!
- Между прочим, именно Конзенчик Литотена порешил. А что ты предлагаешь?
- Ему нужны помощники. Те двое.
- Невозможно!
- Почему?
- Их не простят.
- Но Конзена же простили.
- Конзен никого не убивал… практически никого. И он мой племянник, не забывай это.
Впервые в жизни Джирошин по-настоящему разозлился на свою госпожу.
- Канзеон-сама, я знаю ещё одно существо, которое может пригодиться Конзену.
- Говори, не тяни.
- Король-Дракон.
- Разве он не помер?
- Я усыпил его.
- Да ты хитрюга! Но что с калеки возьмешь?
- Магическую силу.
- Молодец!
Джирошин потупился.
- Годжун, конечно, маршалу не тётя, но, думаю, он не оценит вашего отношения к его офицерам. Или, наоборот, оценит.
Милосердная потерла чакру.
- Ладно, есть у меня должники, подергаю кое-кого за причинные места.
Джирошин вздохнул с облегчением и добавил.
- Надо было в свое время послушаться меня и отдать мальчика в армию. Он многому бы там научился.
- Обойдется без армии. Посмотри, в новой жизни у него прекрасный учитель.
Джирошин посмотрел, махнул рукой и ушел. Канзеон Босацу крепко задумалась.

Часть 3. Эндшпиль

3.1 Ферзь

Милосердная заглянула в зеркало пруда и плюнула в сердцах.
- И тут его нет!
- Канзеон-сама, вы что-то потеряли?
- Наоборот, нашла! Нашла пропавшего черного ферзя. Вчера нашла, сегодня опять потеряла. Что ты будешь делать?!
- Не волнуйтесь, найдется где-нибудь.
Милосердная задумалась.
- Забавно: где-нибудь… будь нигде…

Странно, но Комё Санзо с утра мучили дурные предчувствия. Мнительностью он не отличался и даже реальные опасности привык встречать с улыбкой, а тут какой-то морок. Но Санзо умел слушать окружающий мир. Он глубоко вздохнул и позвал:
- Корю, иди сюда.
- Да, учитель.
- Пойдешь в город. Мне срочно нужна… книга по кулинарии.
- Разве в библиотеке ее нет?
- И это называется послушный ученик?
- Я пойду, учитель.
- Иди сейчас, в городе переночуешь. Вернешься завтра.
- Но… да, учитель.
Комё проводил ученика и остался сидеть на крыльце веранды. Его пальцы привычно складывали оранжевый лист бумаги.
- Хороший сегодня вечер, - пробормотал тридцатый Санзо. – Тихий.
Ночью его разбудил топот и крики. Комё взял сутру и открыл дверь, торопясь на помощь сражающимся монахам. К нему кинулось сразу несколько ёкаев. Санзо приготовился крикнуть заклинание, но у одного из врагов соскользнул капюшон плаща. Это был не ёкай, это была божественно прекрасная женщина.
Секундного замешательства убийцам хватило. Санзо уже не слышал, как женский голос приказал:
- Забирайте сутру и уматывайте. Если я вас где-нибудь увижу…
- Не увидишь, сука небесная.
Комната мгновенно опустела. Женщина потрогала горло убитого и тоже ушла. Черный ферзь остался лежать в луже крови.

- Будь нигде… - повторила Милосердная. – Знаешь, Джирошин, Конзен все-таки станет настоящим бойцом, и, возможно, ему не придется сражаться с Хомурой. Достаточно будет, например, отыскать пропавшую сутру.
Канзеон Босацу отправила в полет маленький бумажный самолетик. Оранжевая точка быстро растаяла в кружении розовых лепестков.
- Вы так сильно его любите? – грустно спросил древний воин.
- Как «так»? Не болтай чепухи, пошли дракона будить. Будут ему маршал и генерал, я договорилась.
Джирошин вздохнул с облегчением.

3.2 Джип

Милосердная строевым шагом направлялась к штабу Западной армии, в недрах которого уже пятьсот лет «дрых этот бездельник». Джирошин, открывший за последние несколько дней много нового, плелся за своей госпожой.
- Как же ты оброс! – поприветствовала спящего бодхисаттва Милосердия. –Просыпайся!
Милосердная тряхнула дракона за плечо.
- Слушай, а он точно живой? Это труп, по-моему.
- Живой. Слышите, он дышит, и сердце бьется. Вы же сами заметили, что волосы отросли.
Милосердная протянула руку и поднесла ладонь к драконьему лбу.
- Проснись, - приказала она мысленно и вслух.
Годжун лежал неподвижно.
- Что он вам ответил? – спросил Джирошин, пряча улыбку.
Ему стало любопытно, сможет ли госпожа преодолеть сонное заклятье.
- Послал. Сказать, куда? Да, потеря глаза и частичный паралич плохо влияют на характер. Ну, я сейчас тряхну эту анабиозную рептилию!
Рука бодхисаттвы утонула в голубом свечении, поток энергии устремился к Годжуну. Золотое облако защиты окутало драконье тело.
От вспышки Джирошин ослеп. Когда к нему вернулось зрение, оказалось, что Годжун по-прежнему спит, а на полу ошалело хлопает глазками маленький белый дракончик.
- Канзеон-сама, что это такое?
Милосердная недоуменно посмотрела на свою ладонь.
- Почем я знаю?! – раздраженно воскликнула она. – Сам зародился, пакость такая! Эй, вставай уже, посмотри, что ты натворил!
Лицо Годжуна осталось безмятежным. Дракончик, встав на лапки, деловито прошелся взад-вперед.
Джирошин присел на корточки и позвал: «кис-кис-кис». Дракончик обнюхал пальцы протянутой к нему руки, подумал и прикусил самый длинный. Милосердная засмеялась.
- Дядя невкусный! Кстати, что они едят? Блин, и спросить не у кого!
Она мстительно пнула монументальную кровать. Дракончик требовательно заверещал, взлетел и приземлился ей на плечо.
- Ого! – вскрикнула бодхисаттва. – Вот это хватка! Осторожней. Посмотрим, может, сгодишься и ты.
Она пошла на выход, а Джирошин обернулся к спящему. Он погладил отросшие волосы дракона и пообещал:
- Я присмотрю за ним.
Очень скоро ему пришлось сдержать свое обещание.
Буквально через несколько часов Джирошин услышал вопль «что это такое?!» и побежал госпоже на помощь. На готовом документе расплывалось желтое пятно. Дракончик с самым независимым видом сидел на полке, где хранился драгоценный фарфор.
Только через несколько месяцев он привык гадить в саду.
Впрочем, некоторая польза от дракончика была. После того, как от его когтей пострадало платье, Милосердная стала убирать вещи в шкаф, а не разбрасывать их где попало.
Все шло очень неплохо до тех пор, пока питомец не открыл для себя пруд. Дракончик научился на лету ловить декоративных карпов. Первый обглоданный хребетик он с благодарностью преподнес Милосердной. Она подарок выкинула, и тогда маленький рыболов начал оставлять дары в спальне на подушке.
Милосердная бесилась, проклинала Годжуна и его порождение, обещала придушить обоих, но постепенно утряслось и это. Иногда Канзеон Босацу даже гладила шелковую гривку и чесала мягкую шейку дракончика.
Но однажды над пушистой бесшабашной головенкой грянула гроза. Поначалу, ничто не предвещало беды. Дракончик мирно дремал на пачке документов. Милосердной эти документы понадобились. Она сказала «кыш», дракончик ответил «ашш». Милосердная стукнула его рулоном бумаги. Дракончик шарахнулся и перевернул чернильницу. Ко всему уже привычная бодхисаттва спокойно попросила:
- Джирошин, убери его.
Не желая воевать с царапучим существом, старый солдат снял безрукавку и накинул ее на угрожающе растопыренные крылья.
Сначала полыхнуло, потом грохнуло.
На обломках стола, передом в одной комнате, а задом - в другой, стоял джип. У него нервно помаргивала фара.
- Мальчик вырос, - сказала Милосердная. – Пора.
Джирошин попытался стряхнуть с повелительницы пыль и щепки.
- Да подожди ты! Заклинания тащи!
Джип обмотали фудами и под протестующее «кююю» спихнули в Нижний мир.
Вечером Джирошин посетил Годжуна.
- Простите, но пришлось ваше создание отправить в путешествие. Надеюсь, он любит приключения и лёгок на подъем.
Годжун открыл единственный глаз, сел и сказал:
- С добрым утром.
Выглядел он помятым, но бодрым.
Джирошин вздохнул с облегчением.

Годжо и Хаккай бодро топали из магазина домой.
- Нет, подожди. Яблоки надо помыть, а то будешь завтра животом маяться.
- Тогда пива дай.
- Не дам. Обольешься.
- Я пиво не разолью, даже если небо рухнет! – воскликнул полукровка, роясь у Хаккая в пакете.
В общем-то, удар был не очень сильным: когда идущий человек внезапно остановился, дракончик начал тормозить. Он плюхнулся на голову Годжо и накрепко вцепился когтями в алые волосы.
- Аааааа!
- Не кричи, ты его испугаешь! Иди ко мне, маленький. Хочешь яблочка?
Ветра Нижнего мира несли время на своих крыльях.

3.3 Память

Милосердная заглянула в зеркало пруда и ахнула.

Джип, поднимая облака пыли, как кот, затормозил всеми колесами. Когда пыль улеглась, стала понятна причина экстренной остановки: на дороге стояла крепенькая рыжая девчушка.
- Привет, - сказала она, помахав рукой. – А от меня ручной дракон сбежал. Лететь не на чем. Подвезете?
- Почему же он сбежал? - не торопясь отвечать на вопрос, вежливо спросил Хаккай.
- Я сказала, что съем его, если мы опоздаем к обеду.
Гоку сел ровненько и нежно погладил обивку джипа.
- Я пошутила, - оправдалась девчушка.
- Драконы, - Хаккай нравоучительно поднял палец, - не всегда понимают шутки. Иногда они понимают их, но по-своему. А иногда они тоже склонны пошутить.
Джип подмигнул поворотником.
- Ну, подвезите… - заныла девочка. – Вы, может быть, меня не узнали? Я Лилин – сестра Когайджи.
Санзо булькнул что-то невнятное, но Годжо уже открыл заднюю дверцу машины. Лилин, потеснив его и Гоку, забралась в джип. Машина тронулась. Мелькали деревья, ветерок сдувал пыль в сторону, впереди светило солнце.
- А когда мы будем обедать? - тремя слаженными голосами спросило заднее сидение.
Санзо скрипнул зубами. Хаккай улыбнулся.
Пока нашли подходящее место, пока разожгли костер, пока Хаккай разобрался с продуктами, наступил вечер. Лилин и Гоку, как часовые, сидели у костра и гипнотизировали булькающий суп. На запах подошел Хакурю. Лилин привычным жестом почесала его рожки. Дракончик заурчал от удовольствия.
- Цуми, тебе спать не пора? – спросила девочка.
Гоку возмутился:
- Это Хакурю! Ещё скажи, что он твой!
- Почему я должна так говорить? Он ничей. Сейчас он играет с вами, а раньше, когда он играл со мной, его звали Цуми.
Лилин заглянула Гоку в глаза и спросила:
- Ты что, совсем ничего не помнишь?
Гоку подумал, что, если он не может ответить на этот вопрос, значит, действительно, не помнит, и кивнул.
- Я сначала решила, что ты сердишься и поэтому дерешься, а ты просто все забыл, - догадалась Лилин.
- Что я забыл? Расскажи, – жалобно попросил мальчик.
- Помнишь пикник у Рыжей скалы? Как было весело! Годжо отдал мне все сладкие булочки и сказал, что девочкам надо уступать.
- Противный каппа!
- Тогда он был не каппой, а воином Небес, но все равно меня не обижал.
- Я такой игры не помню, - расстроился Гоку. – Может быть, я головой ударился?
- Мы не играли! Годжо был настоящим воином Небес! И Хаккай. Я ещё одного небесного воина знаю: он победил моего отца. А с виду – совсем ребенок. Зовут – Натаку.
Гоку вдруг сделалось так тоскливо, что он едва не заплакал.
- Не расстраивайся, - успокоила его Лилин. – Вспомнишь. Санзо же ты вспомнил, раз называешь его «солнцем»?! Теперь вспоминай Хаккая. Хаккай очень на себя похож, только раньше он носил очки. Ну! Начи…

Милосердная ахнула.
Сейчас эта ёкайская принцесса сорвет все дело. Этого нельзя было допустить, слишком много судеб поставлено на карту. Милосердная протянула руку, чтобы заставить болтливую девчонку замолчать навсегда, но вместо положенного заклятья из ее уст вырвалось нечленораздельное:
- Уууу!!!
- Виноват, Канзеон-сама, зазевался.
- Зазевался и вместо того, чтобы налить чай в чашку, вылил мне его на спину?! – прошипела бодхисаттва.
- Именно так, - спокойно ответил Джирошин.
- И шкура моя тебе не дорога?
- Мне дорога ваша карма, - пожал плечами Джирошин. – Не волнуйтесь, эти плоды упадут вовремя.
Бодхисаттва, непрерывно матерясь, ушла переодеваться. Джирошин ухмыльнулся и достал ингредиенты для следующего чайника. Подумал и поставил на столик третью чашку.
- Добрый вечер, Натаку-доно, - сказал он, заслышав шаги. – Что привело вас сюда?
- Здравствуйте, Джирошин-доно, - отозвался Бог Войны. – Я понял, что должен сражаться. Это мое предназначение, а жизнь без предназначения не имеет смысла.
Джирошин вздохнул с облегчением.

- Обед готов, - сообщил Хаккай.
Лилин осеклась на слове.
- Ура!!! – закричали подростки.
Ветра Нижнего мира несли время на своих крыльях.

3.4 Угли остынут…

Милосердная заглянула в зеркало пруда и поморщилась.
Это было ни на что не похоже!
Два придурка стояли нос к носу и орали так, что слюни разлетались во все стороны:
- Верни сутру учителя!!!
- Отдай мне эту!!!
У дальней стены, не обращая внимания на взрослых, Лилин втолковывала что-то Гоку. Она махала руками, делала страшные глаза и приплясывала на месте. Гоку зачаровано слушал.
Годжо и его брат снисходительно наблюдали за спорящими. На лицах полукровки и ёкая явственно читалось желание растащить своих предводителей по разным углам и кончить дело миром. Только они оба не знали, как это сделать.
Хаккай и Яоне дисциплинировано ждали развязки.
«Когда же это кончится?» - спросили судьбу все без исключения действующие лица.
И судьба им ответила.
Страшной силы удар потряс стену замка. Камни разлетелись: на обломках стоял Бог Войны с пылающим мечом в руках. Выбрав самого крупного врага, он обрушил меч на Докугакуджи. Годжо, неожиданно даже для самого себя, оказался быстрее и принял удар меча на сакуджо.
- Где-то это уже было, - сквозь сжатые зубы выдохнул он.
Гоку с воплем «Натаку» кинулся вперед. Бог Войны выронил меч. Санзо с недоумением разглядывал револьвер – оружие не стреляло.
- Курок взведи, растяпа! – крикнул Хаккай и вырвал револьвер у Санзо, так не во время ставшего Конзеном.
Ёкаи, во главе с Когайджи, ничего не понимая в происходящем, сбились в тесную стайку.
В коридоре на подступах к залу послышались странные звуки: казалось, там играют в классики, нехорошо при этом ругаясь. Под вопли «отдай» в зал влетел Нии Джени. Подпрыгивая и хватая руками воздух, он гнался за Хакурю. Дракончик летел низко и медленно, что было неудивительно: в зубах он тащил белого игрушечного кролика.
Тенпо переглянулся с Яоне. Они раньше других догадались, что кролик не так прост, как кажется. Через секунду за дракончиком бегали уже трое: человек, ёкай и ками. Когайджи, окончательно запутавшись, метнул несколько файерболов: и в дракона, и в его преследователей.
После этого Докугакуджи и Кенрен принца на всякий случай скрутили.
Хакурю перехватил зайца лапками, восторженно заорал и начал плеваться огнём во все стороны.
От деревянных перекрытий и древних гобеленов потянуло дымом.
- Как вы мне все надоели!
Резкий женский голос остановил кутерьму. Сама хозяйка замка госпожа Гёкумен-кошу решила навести в нем порядок.
- Бесполезный мальчишка! - крикнула она пасынку. - Хороший повод избавиться от тебя.
- Ещё четверых, до кучи, не прихватишь на тот свет? Вздорные пареньки, – поддержал Гёкумен медвяный звучный голос. - Ай, Джирошин, я пошутила! Это не повод давать леща своей госпоже!
От бодхисаттвы Любви и Милосердия исходил острый всепроникающий свет.
- Пошепчемся, как кумушки, или мне с тобой по-мужски поговорить? – спросила великолепная Канзеон, отбрасывая босой ножкой кусок колонны. – Оставь их. Пусть дети веселятся. ЗАмком больше, зАмком меньше…
- Сделай что-нибудь! – приказала Гёкумен многоумному Нии Джени.
Ученый не отрывал завороженного взгляда от белого дракончика и на хозяйку не обращал никакого внимания. Гёкумен-кошу, закрываясь от света бодхисаттвы рукой, ушла в пролом стены и растаяла без следа.
- Кстати, - сказала Милосердная принцу, - ты бы матушку свою коматозную из замка вынес, а то сейчас тут все еб… ай, Джирошин!
- Дети, госпожа.
- …накроется медным тазом.
Джирошин вздохнул с облегчением.

3.5 …и на них вырастут цветы

Когайджи переглянулся с Докугакуджи, и они устремились вглубь замка.
С потолка сыпалась труха и лилось остервенелое «кюююю».
- Годжун-сама, - позвал Джирошин, - требуется ваше присутствие.
- Я здесь, - ответил Король-Дракон.
Белоснежный Годжун, незаметно опираясь на катану, вышел из-за груды камней.
- Не нравится мне этот замок. Жарко слишком, - неодобрительно заявил он.
Дракон поднял руку. Хакурю сделал ещё несколько кругов и послушно опустился на неё.
- Выплюнь немедленно, - приказал Годжун дракончику. - Не маленький – всякую дрянь в рот тянуть.
Изгрызенная сутра упала на пол под ноги ошеломленному Конзену.
- Чьё? - спросил Годжун. – Ничьё? В любом случае прошу простить. Дети – порождение ветра, что с них возьмёшь?!
Замок полыхал уже всерьёз.
- Народ, пойдемте до дому, - предложила Милосердная. - Неуютно тут. Хозяева разбрелись…
Народ, подгоняемый искрами, потянулся на свежий воздух. Они уходили в Верхний мир, едва коснувшись ногами цветов Нижнего.
- И как вы собираетесь жить? - спросила Милосердная в надежде, что именно у неё попросят совета.
- Постригу волосы, - сказал Кенрен.
- Отращу волосы, - сказал Тенпо.
- Всех убью, один останусь, - сказал Конзен, нехорошо косясь на тётю.
Путь на Небеса был недлинным, но прощенные шли медленно, не торопясь увидеть сияющие дворцы Небес. Годжун осторожно сложил крылья заснувшего Хакурю, и устроил дракончика за бортом шинели.
- А кому отдадим джип? – ревниво поинтересовалась бодхисаттва. – Думаю, Конзен, как предводитель компании, имеет на него все права.
Джирошин фыркнул. Годжун возмутился:
- Цуми – мой сын, будет жить в штабе Западной армии, при мне. Он уже может принимать антропоморфный вид и непременно подружится с Гоку.
Это сообщение заставило Милосердную замолчать на целых пять минут, по истечение которых она спросила:
- Это у вас наследственное?
- Что?
- Превращения. Из тебя бы получился шикарный лимузин. Можешь?
- В гусеничный экскаватор могу… в стратегический бомбардировщик… в эсминец.
Милосердная махнула рукой и побежала догонять племянника. Джирошин счел возможным поинтересоваться:
- Годжун-сама, вы отправили в опасное путешествие собственного сына. Это испытание?!
- Это наказание. Цуми должен был исправиться, но, похоже, ничего не вышло.
- В чем исправиться?
- Есть у него привычка: медом не корми, дай что-нибудь поджечь. Обычно, это водным драконам несвойственно.
- Пиромания? Не может быть!
- Да вы оглянитесь!
За их спинами догорали руины замка Хото.
Впереди сияли стены небесных дворцов.
Джирошин обреченно вздохнул.

@темы: Saiyuki, Гайден