Путевые
записки Шитиродзи
1 день.
Я уже сто раз пожалел, что ввязался в эту идиотскую авантюру! Друг, называется! Я дом бросил и красивую женщину, только чтобы поболтать с ним и прошлое вспомнить. А он упек меня в одну группу со своей новой любовью и унылой монашкой. Забыл я, забыл, что это за человек. А зря! За десять лет он даже не попытался меня найти, ну, не меня, так хоть мою могилу. Зачем тогда взял с собой? Ведь знал же, что я обо всем догадаюсь. Догадаюсь, зачем ему этот бледный юнош. Седьмой самурай? Да какая разница, пять, десять, дело наше – дрянь при любом раскладе. Набрал себе игрушек. И я, старый дурак, купился. Как же задолбал меня этот урод! Ну, ты, швабра красноглазая, скажи этой девке хоть что-нибудь, а то она меня живьем съест!
2 день.
С утра девица щебечет так, что у меня голова трещит. Но, есть и плюсы. Вчера вечером спрашиваю у урода, в какую смену будешь дежурить? Говорит – в первую. Лады. А разбудил только на рассвете. Если он на ходу спит, то многое становится понятным. До чего ж некоторые тупы. Дело молодое, состроил бы ей глазки, глядишь, и путешествие вышло б не скучным. Хотя такие глазки лучше не строить. В обед, смотрю, сидит с постным видом – жрать ему нечего. Обед на двоих. «Я его не нанимала». Коза! Мы на войне или где? Поделился своей порцией, приставал, пока он не поел. За долгий сон надо платить. С дамочкой демонстративно не разговариваю, может поймет.
3 день.
Опять дал выспаться! Я из вежливости спросил, не скапутится ли он от такого режима. Нет, говорит, на войне привык. Только сейчас понял смысл ответа, на какой это войне? Спросить? Потом. До Кирары что-то дошло, сегодня обедали по нормальному. Поганец бледный, да что ж ты с ней никак не поладишь. Не верю я, что ты в Камбея влюбился, не стыкуетесь вы, хоть тресни! И на импотента не похож, нет в них такой страсти. Огонь. А вот на женщину – очень даже. Надо присмотреться. Но, тут так: лишнее движение и, прощай, Шитиродзи. С каких это пор меня стали привлекать злобные мумии с пыльными патлами? По Юкино соскучился?
4 день.
Спросил, собирается он спать или нет? Ответил, что его все устраивает. Начал присматриваться. Полдня разглядывал. Руки тонкие, запястья хрупкие, кисти изящные. Щиколоток не видно. Прическа кривая: за внешностью не следит. Кадыка, вроде, нет. Ростом с меня. Ну, и что? Плечи, если сравнивать с Кирарой, широкие. Но, когда тренируют с трех лет, а катаны дают в пять, то такие и будут. Зато талия тоненькая как у Юкино. К вечеру он стал на меня нехорошо косится. В сумерках, пока Кирара стряпала, гаденыш сел рядом и тихо так спросил: «Мне уже можно побриться, или у тебя еще есть сомнения?» Шутник хренов! И верно, на подбородке у него – светлая щетина, а под глазами – мелкие морщинки, их просто издалека не видно. Похоже, мы на одной войне воевали.
5 день.
Попали! За нами следят. Альбинос учуял. Эх, Кирара, не лезла бы ты в мужские дела! Бедняжка все еще хочет с ним поговорить. Он – ноль внимания, и это ее очень злит. А я так даже рад, что чудовище с нами. Девочка, не хами ему, на войне никогда не знаешь, как повернется. На досуге попробовал представить, что бы он мог ей сказать. Лучше пусть молчит. Ужасно хочется предупредить его о некоторых свойствах Камбея. Вечером прямо спросил, зачем он с нами пошел? Надоело, говорит, в Когаке, смертельно. Чувствуется, это не фигура речи. А тебе-то что, хвостатый? Ах, так? Лови! Я в тебя влюбился. Он –
ржать! Твой, говорит, командир мне сначала то же самое сказал, а потом поправился, что - в мастерство. Я не против, пусть трахается с моим мастерством. Тут уж мы оба заржали. Как отсмеялись, говорю, а я вот на попятную не пойду. Поверил? Сомневаюсь.
6 день.
Накаркал! У него как-то сразу не заладилось с этой розовой дрянью. Так бывает. Теперь идет раненый и злой как сатана. Два раза уже оступился. Погано. Перевязать себя не дал, да ладно, хоть кровь не течет – ожег. Кирара тише воды, ниже травы, все потому, что Кюдзо ее спас. Дошли до крыла. Никого еще нет. Кюдзо сел на камушек, подальше от нас. Весь серый. Дурень этакий. Подошел, сжал ему запястье своей железкой и спрашиваю: «рука надоела?» Зыркнул он на меня, но видно, сил уже нет, не убил, что не мало. Помог снять плащ, может Кирара зашьет, и обработал рану. Отдал свое пальто: ночь холодная, его трясло сильно. Согрелся, голову мне на колени положил, волосы пушистые, цвет родной. Приглядеться если, седых полно, как и у меня. Войну прошлую повспоминали, он и заснул. Мой! Кто против – рогатиной по хребтине.
А, уж как я Шитиродзи обожаю, во всех ипостасях.