Катер шел споро, временами слегка бухал днищем по небольшой волне, что накатывала сейчас с юга. Солнце садилось за Севастопольские холмы, небо и море за спинами беглецов горело дивным огнем, и из этого дивного огня явилась и зависла над катером зловещая стрекоза. Неужто конец, подумал Антон, сжимая плечи Памелы, неужто в один день конец нам всем, конец Лучниковым? Жена его тряслась и плакала. Заира закричала, поднимая ладони к вертолету:- Ребята, не трогайте нас! Христа ради, пожалейте нас!
- Внимание, ложусь крестом, - деловито сказал Бен-Иван, отполз на корму, лег на спину и распростер руки, образовав фигуру креста и устремив на кабину вертолета мощный «отводящий» взгляд. От напряжения у него дергались нога и голова. Невозмутимым оставался один лишь младенец Арсений.
Два могучих советских человека смотрели на них сверху.
- Видишь, Толя, какие ребята, - сказал старший лейтенант Комаров. - Отличные ребята.
Старший лейтенант Макаров молча кивнул.
- А девчонки еще лучше, - сказал Комаров. - Плюс новорожденный.
Макаров опять кивнул.
- Смотри, Толяй, они крестятся, - сказал Комаров. - У них там никакого оружия ни хера нету, Толяй. Крестятся, Толька, от нас с тобой крестом обороняются. Давай, Толька, шмаляй ракету!
- Я ее вон туда шмальну, - сказал Макаров и показал куда-то в мутные юго-восточные сумерки.
- Ясное дело, - сказал Комаров. - Не в людей же шмалять.
Он соответствующим образом развернул машину. Макаров соответствующим образом потянул рычаг.
- Але, девяносто третий, - ленивым наглым тоном передал Комаров на «Киев», - задание выполнено.
- Вас понял, - ответил ему старший матрос Гуляй, хотя отлично видел на своем приборе, что задание не выполнено.