Паша Чехов человеком был неудержимым, практически, как Юрий Гагарин. читать дальше
То есть, удержать его от неприятностей не мог, вообще, никто. Находил Чехов эти самые неприятности куда продуктивней капитана Кирка, однако встречал их, в отличие от знаменитого командира, не с решительностью дорожного катка, а с трепетным восторгом мошки, пикирующей на пламя свечи. Поэтому, впервые увидевшись с доктором Маккоем, энсин Чехов познакомился с ним сразу и надолго. Впрочем, это слабо сказано. Точнее, доктор Маккой как испытал к энсину Чехову глубокую, отеческую, а заодно и материнскую любовь, так с тех пор и продолжал её испытывать. И бродил он за энсином по Энтерпрайз, как седой волк за охромевшим оленем, уговаривая полечиться от уймы опасных болезней, поражающих нежный человеческий организм в хрупком переходном возрасте.
Почему же доктор Маккой бродил именно за Чеховым, спросите вы? Да потому, что Чехов не подшучивал над ним грубовато, не морщился, задирая надменную бровь, не совал под нос веснушчатый, покрытый соляркой кулак, не подмигивал хитрым африканским глазом и не пугал из-за угла воображаемой рапирой.
Короче, энсин Чехов оказался вежливым, культурным парнем, и с ним приятно было в свободное от вахты время поболтать. Но ещё сильнее доктору Маккою понравилось энсина Чехова лечить.
Он был единственным членом экипажа, кого, по молодости лет, душевной доброте и легкомыслию, удалось уговорить на превентивное удаление аппендикса. А вдруг этот проклятый отросток воспалится во время важной миссии и не даст энсину в полной мере проявить себя? На операцию нельзя было не согласиться. Чехова чаще других вызывали на обследования и раз в месяц, как подозрительной цыганской лошади, придирчиво проверяли зубы. Бесконечные же малоприятные анализы продолжались до тех пор, пока измученный Паша не спросил прямо в разгар обеда:
- А давайте я вам, мистер Маккой, куда-нибудь в мензурку сразу поллитра нассу? Чтоб не бегать в лазарет каждую неделю. Я не мелочный.
Тогда, под всеобщий хохот, покрасневший доктор едва уполз в свою каюту и на некоторое время затих.
Впрочем, скоро он от простецкого отлупа оправился. Началось продолжение медицинской опеки.
Не рискуя открыто выступать против Маккоя, Паша питался исключительно гречневой кашей, парным мясом и сырыми овощами. Вдруг мальчика покроют прыщи?! От попыток контролировать режим сна энсина Чехова, мобилизовав всё своё нездоровое чувство юмора, спасла доблестная Ухура. Про юношеские неприятности в совокупности с половым созреванием доктор Маккой говорить с ней почему-то отказался наотрез.
Не остался в стороне от происходящего и капитан Кирк.
- Онанизм! - сказал он звучно. - Хорошая вещь. Полезная.
А сказал это капитан Кирк на мостике прямо посередине доклада старшего помощника Спока и добавил, выразительно блестя на Маккоя золотым прищуренным глазом:
- Врачи советуют. Надо бы доктору Маккою лекцию на эту тему прочитать.
Мистер Спок пожал плечами и спросил:
- Зачем? Думаю, доктор об этом и сам хорошо знает.
Через две минуты тишины и сдавленного хрюканья обитателей мостика мистер Спок спросил:
- Что?
Короче, энсин Чехов был идеальным пациентом. А ещё он был русским.
- Здравствуйте! - одним не прекрасным утром или вечером - Маккой не понял спросонья - раздалось в каюте доктора. - Мне бы лекарство для Сулу, от укачивания.
- Судно вышло из дока?! - заорал Маккой, потому что до глубины желудка ненавидел проверку ходовых качеств на малой скорости.
Чехов пожал плечами.
- В каком-то смысле.
Доктор вскочил на ноги, и пространство вокруг него сделалось неевклидовым.
- Проклятая мёртвая зыбь! Павел, дайте мне цистамин.
Маккой проглотил таблетку и ринулся в ванную. Вышел он оттуда бледным и мокрым. Каюта, содрогнувшись, дёрнулась вверх. Маккой плюхнулся на копчик. В глазах у него потемнело. Чехов услужливо сунул доктору в лицо открытый пузырёк нашатыря. Глазки Маккоя, как птички из часов-ходиков, высунулись из орбит и сказали «ку-ку».
- А какого-нибудь другого лекарства у вас нет? - с большим сомнением в голосе спросил Чехов. - Мистер Сулу - деликатного здоровья создание.
Пол под Маккоем провалился.
- Амигнитрат! - давясь слюнями, выкрикнул он заклинание.
- Не ори! - взмолился только что вошедший в каюту Скотти.
Он был сер и помят. Доктор, проклиная клятву Гиппократа, поинтересовался:
- Что с тобой?
- Да вот, ромуланский эль оказался каким-то неполезным, - делая кривое лицо ровным, ответил Скотти.
- Тебя Кирк отстранил? - не поверил Маккой.
- От чего?
- От управления двигательным отсеком.
Скотти совсем поник головой и грустно спросил:
- Он сам тебе это сказал?
- Но ты же здесь?! - ничего не понял доктор. - Кто тогда в двигательной?
- Тишина там и покой, - философически покачиваясь на ногах, ответил Скотти.
Доктор встал и утвердился вертикально.
- Паша, - позвал он, - Паша, зачем ты соврал, что мы уже летим?
Чехов возмутился:
- Я этого сказать не мог, тем более что мы с Сулу едем кататься на яхте.
Скотти уже вертел в руках наиболее завлекательную скляночку с прозрачной жидкостью. Посмотрев через неё на Маккоя, он спросил:
- Паша, а разве Сулу укачивается?
Чехов легкомысленно пожал плечами и ответил:
- Он и сам не знает, потому что ни разу в жизни не катался на яхте.
Скотти кивнул и согласился:
- Да, ромуланский эль куда вреднее спирта.
Короче, энсин Чехов был идеальным пациентом.
Хотя, справедливости ради стоит отметить, что другие мальчишки разнообразных миров и планет могут обойтись с занудным и, в каком-то смысле, подслеповатым доктором ещё и не так.
))))