Плотно прикрыв дверь драконьего кабинета, Милосердная сказала твёрдо и решительно:
- Слушай, надо помочь бедной женщине.
Помогать Годжун не очень любил, но читать дальше
был на дне драконьей души благороден и против бедных женщин ничего не имел, поэтому он энергично кивнул и предложил:
- Тащи её сюда.
Милосердная заглянула в единственный, смотрящий непонятно куда глумливый глаз дракона. Создавалось впечатление, что глаз норовит сползти к виску и спрятаться за ухо. Милосердная мотнула головой и грозно спросила:
- Ещё не нашутился?
Годжун почесал затылок, от чего повязка лиха перекосилась, и ответил:
- Не то, чтобы мне было очень грустно, но я могу поплакать, если тебе надо. Сколько литров драконьих слёз утешит госпожу? Только учти: глаз один, и он не бездонный, запасы жидкости необходимо пополнять, а вода в графине кончилась. Кстати, хочешь чаю?
- Давай.
Годжун позвал адъютанта и добавил:
- Ты пей, только излагай быстрее, а то через час у меня назначено свидание с императорским судьёй. И что ему понадобилось?
Милосердная скривилась.
- Быстро, однако. Он по мою душу.
- Да? Как это вы с ним на жизненном пути не разминулись? Очень неосторожно со стороны обоих.
- Теперь, когда всё улеглось, и все прощены, судья решил найти истинного, так сказать, виновника истории с Сейтен Тайсеем.
- А я знал! - воскликнул Годжун.
Милосердная прищурилась на дракона и голосом короля Лира простонала:
- Неблагодарный!
Годжун заглянул гостье в чашку, потом - в свою и удивлённо спросил:
- Что я сделал-то?!
- Пока ничего, - пробурчала бодхисатва и потребовала: - Кончай хохмить! У тебя чувства юмора по определению быть не должно.
- Почему это?! - возмутился Годжун. - Я, даже повиснув над пропастью, шутил, пока не упал. Просто ты не слышала. К сожалению. Как-то лихо ты, Каннан, с театра военных действий сблызнула.
- Угадал.
- Да? А подробности? Короче, что я должен делать?
- Ты откажешься подтвердить, что Гоку, по моей халатности оставленный без должного присмотра, напал на Конзена.
- Да неужели? Я тогда от страха чуть заикой не сделался. Вот был бы смех! Представляешь: одноглазый главнокомандующий, да ещё и заика?!
Милосердная растерялась.
- Что ж такого?
Годжун возмутился:
- А команды как отдавать?! Пока «смирно» выговоришь, армия соскучится и с плаца рассосётся.
Милосердная честно попыталась представить себе процесс рассасывания и не представила.
- Этого не бывает! - неосторожно возразила она.
Годжуна тут же охватил военный пыл.
- Ну, конечно! Много ты знаешь! Чуть на построении задумался - половины бойцов нет. По периметру плаца что?
- Забор?
- Колючие кусты. Но в кустах секретные ходы аккуратненько проделаны. Многими поколениями.
- Не заливай! Кусты я помню, нет в них прорех.
Годжун радостно оскалился.
- Гражданское мышление! Ходы расположены зигзагом, их просто так не увидишь.
- Ты-то откуда о них знаешь?
- Ха-ха-ха.
- А почему не прикажешь заделать?
- Потому, что мне совершенно не хочется плац кругом обходить. Когда никто не видит, я - шнырь, и дома. Если бы ты знала, как много полезных мелочей существует на вооружении настоящего солдата. Что касается ходов, то их тут же восстановят, а я сделаюсь посмешищем, когда буду новые искать. И ещё про ходы...
- Хватит про ходы.
- Ладно. Я судье скажу, что крепко зажмурился и никакого нападения не видел. Он поймёт намёк. А Конзену вопросов задавать никто не будет. Нездоровое это дело - задавать вопросы Конзену.
- А остальные?
- Кенрен сделался неуловимее нейтрино.
- Вдруг уловят?
- Улавливается генерал только в состоянии полного несознания, но и тогда он знает, о чём можно говорить, а о чём - нельзя.
- Маршал?
- Стал так забывчив, что, когда нужно, собственное имя едва вспоминает. Всё?
- Если бы. Это я так, для начала.
Годжун, совершенно утратив фиглярское выражение лица, спросил:
- Дело серьёзное?
- Гоку не перестал быть Сейтен Тайсеем. Он опасен для Небес. Боюсь, от него попытаются избавиться.
Годжун задумался. Подросток ему и раньше нравился, а после путешествия - стал практически родным. Но с фактом страшного происхождения ребёнка приходилось мириться.
- Я этого изменить не могу, - сказал Годжун. - В голову ничего не приходит.
Милосердная только рукой махнула.
- Ты не задумывайся, ум сломаешь. Всё придумано ещё вчера. Ты «случайно» находишь в своём кабинете книгу с письмом, которое содержит мои пророчества пятисотлетней давности...
- Дай почитать.
- На.
«Тот бессмертный, что в тайне жаждет смертной боли, испытает её сполна.
Тот отважный, что защищает слабых, познает бесславие и бессилие.
Тот эгоистичный, кто не желает ни за что отвечать, ответит за всех.
Тот наивный, кто хочет помнить всё, всё забудет.
Тот властный, кто стремится к порядку, станет беззаботнее младенца».
- Джирошин-доно сочинял?
- Он самый. Ты стихи найдёшь и доложишь Императору. Через некоторое время я изреку новые пророчества о том, что Сейтен Тайсей - лучший защитник Небес.
- А я тогда какой?! - взвыл Годжун, которому идея обмануть Императора понравилась не сильно. - Где мои утраченные иллюзии?!
Милосердной было не до споров.
- Хорошо. Ты лучший, - согласилась она.
- Идёт, только книга, в которой я найду стишки, должна быть интересной, о военных действиях.
- Будет!
- И что же ты потом изречёшь, пифия-гарпия?
- Джирошин как раз над этим думает. При чём тут «гарпия»?!
- Так, к слову пришлась. Джирошин-доно, что привело вас?
Вздохнув, прославленный воин ответил:
- Сколько не сочиняю - ересь выходит. Не могу я, Милосердная, текст придумать.
Годжун поднялся и сказал:
- Беру судью на себя. Потом собираемся у вас и придумываем нормальный план, а не это поэтическое безобразие.