Кончались темные дни.
читать дальшеНо на острове ещё лежал снег, и о весне говорил только календарь.
Позанимавшись с Гоку, Чабрец ушел гулять. Узенькая дорожка, протоптанная за зиму, вела к сосновому лесу. Гоку часто бегал туда за шишками для камина. Чабрец улегся на южный, бесснежный склон оврага и подставил лицо полуденному солнцу. Пахло сырой хвоей, сквозь ресницы маячила темная зелень и золото корабельных сосен.
Небеса их действительно простили. И оставили в покое. Позволили забыть то, о чем хотелось забыть. По крайней мере, ему, Тенпо. Нет, другим тоже. Иначе, как объяснить упоение, с которым аристократический король копался в промасленных кишках лодочного мотора. Чабрец улыбнулся, вспомнив крупные сухие кисти смотрителя маяка. Красивые кисти. Красивые руки, надежные. Глаза ледяные, а руки горячие.
- Хм, что это со мной? Имеет смысл в город с Бамбуком смотаться. Только сказать об этом надо будет в самый последний момент, а то Змей ни за что не даст лодку. Почему я в этом уверен? А я не уверен. Мне так кажется. Мне кажется, что он слишком по-хозяйски ко мне относится. Что я - его, душой и телом. Но, это же так? Да, ощущается влияние весны. Что там, весны? Лета, практически. Паутинка щекочется... Паутинка?
Чабрец распахнул глаза.
Сидящая рядом Милосердная уронила на его щеку второй лепесток вишни.
- Чем обязан? - скрипнул бывший маршал.
- Да так, мимо проходила, смотрю - маршал лежит. Неужели это приятно: валяться в канаве? Вместо блестящей формы - рванье с чужого плеча.
Тут Милосердная лукавила. Маршал кутался в прекрасную, почти не ношенную военную куртку. Куртка была ему, правда, не по размеру, но что с того? Куртку Чабрец еще в начале зимы взял поносить у Змея. И она стала не только одеждой. Она стала поводом, которым Змей часто пользовался. Стоило Чабрецу одеться, как тот оказывался рядом, заботливо поправляя воротник и стряхивая с плеч несуществующие пылинки. Однажды Бамбук возмутился: «не твое, не лапай!». Змей ухмыльнулся, обнял Чабреца и ответил, что лапает свою собственность. Чабрецу понравились эти двусмысленные слова. Оказывается, иногда приятно быть чьей-то собственностью.
- А как же жизнь на острие меча, атаки, интриги, стратегия, победа? Жертвенность - это, конечно, хорошо, но ты заигрался, Тенпо. Скромный водитель и всеобщая нянька. Школьный учитель на паршивом острове. Шкура Хаккая тебе мала. И, холодно здесь. Надеешься, что Годжун согреет?
- Гнусные измышления.
- Он, определенно, клинья к тебе подбивает. Я не слепая.
- Подглядывать нехорошо.
- Имею право. Слышишь, топает.
Действительно, из-за поворота извилистого оврага показался Змей. В распахнутой ветровке, суровый и сосредоточенный.
- Канон, что тебе надо?
- Мне бы маршала... Хочешь, и тебя? Станешь опять командиром. Как удобно: можно подчиненного в кабинете... того... А здесь, что ты ему можешь дать?
На них опустилось облако розовых лепестков. Дохнуло теплым ласковым тенкайским ветром.
Змей протянул к Чабрецу руку и разжал кулак. На ладони желтел маленький, слегка помятый цветок.
- Вот это.
К острову приближалось неизбежное - весна.
читать дальшеНо на острове ещё лежал снег, и о весне говорил только календарь.
Позанимавшись с Гоку, Чабрец ушел гулять. Узенькая дорожка, протоптанная за зиму, вела к сосновому лесу. Гоку часто бегал туда за шишками для камина. Чабрец улегся на южный, бесснежный склон оврага и подставил лицо полуденному солнцу. Пахло сырой хвоей, сквозь ресницы маячила темная зелень и золото корабельных сосен.
Небеса их действительно простили. И оставили в покое. Позволили забыть то, о чем хотелось забыть. По крайней мере, ему, Тенпо. Нет, другим тоже. Иначе, как объяснить упоение, с которым аристократический король копался в промасленных кишках лодочного мотора. Чабрец улыбнулся, вспомнив крупные сухие кисти смотрителя маяка. Красивые кисти. Красивые руки, надежные. Глаза ледяные, а руки горячие.
- Хм, что это со мной? Имеет смысл в город с Бамбуком смотаться. Только сказать об этом надо будет в самый последний момент, а то Змей ни за что не даст лодку. Почему я в этом уверен? А я не уверен. Мне так кажется. Мне кажется, что он слишком по-хозяйски ко мне относится. Что я - его, душой и телом. Но, это же так? Да, ощущается влияние весны. Что там, весны? Лета, практически. Паутинка щекочется... Паутинка?
Чабрец распахнул глаза.
Сидящая рядом Милосердная уронила на его щеку второй лепесток вишни.
- Чем обязан? - скрипнул бывший маршал.
- Да так, мимо проходила, смотрю - маршал лежит. Неужели это приятно: валяться в канаве? Вместо блестящей формы - рванье с чужого плеча.
Тут Милосердная лукавила. Маршал кутался в прекрасную, почти не ношенную военную куртку. Куртка была ему, правда, не по размеру, но что с того? Куртку Чабрец еще в начале зимы взял поносить у Змея. И она стала не только одеждой. Она стала поводом, которым Змей часто пользовался. Стоило Чабрецу одеться, как тот оказывался рядом, заботливо поправляя воротник и стряхивая с плеч несуществующие пылинки. Однажды Бамбук возмутился: «не твое, не лапай!». Змей ухмыльнулся, обнял Чабреца и ответил, что лапает свою собственность. Чабрецу понравились эти двусмысленные слова. Оказывается, иногда приятно быть чьей-то собственностью.
- А как же жизнь на острие меча, атаки, интриги, стратегия, победа? Жертвенность - это, конечно, хорошо, но ты заигрался, Тенпо. Скромный водитель и всеобщая нянька. Школьный учитель на паршивом острове. Шкура Хаккая тебе мала. И, холодно здесь. Надеешься, что Годжун согреет?
- Гнусные измышления.
- Он, определенно, клинья к тебе подбивает. Я не слепая.
- Подглядывать нехорошо.
- Имею право. Слышишь, топает.
Действительно, из-за поворота извилистого оврага показался Змей. В распахнутой ветровке, суровый и сосредоточенный.
- Канон, что тебе надо?
- Мне бы маршала... Хочешь, и тебя? Станешь опять командиром. Как удобно: можно подчиненного в кабинете... того... А здесь, что ты ему можешь дать?
На них опустилось облако розовых лепестков. Дохнуло теплым ласковым тенкайским ветром.
Змей протянул к Чабрецу руку и разжал кулак. На ладони желтел маленький, слегка помятый цветок.
- Вот это.
К острову приближалось неизбежное - весна.