Дракон проснулся. Наверно.
Под пальцами - песок. Перед глазами – толща воды и неяркие столбы солнечного света.
Странный песок. Не лезет под когти, не просачивается сквозь пальцы. Белый как мел.
Дракон почему-то точно это знал.
Невозможно пошевелить рукой, но можно приподнять голову.
Дракон увидел себя: тело ками.
Как же я спал под водой? Надо всплыть.
Дракон дёрнулся. Мир накренился и почернел.
Зато появился голос. Черепахи.
- Знаешь, Феникс, когда ребёнок лезет на стол с ногами, на него никто не сердится…
- Или поддатая красавица…
Тигр. Шутит, а голос отчаянный.
Опять Черепаха.
- Если ты ещё раз брякнешь подобное, Феникс, честью клянусь, я убью тебя.
- Оставь, у него истерика.
- Вон, ками сидит без всяких истерик.
- Он очнулся.
А это уже Кенрен.
Чернота стала алой, и вместе со светом появилась боль, да такая, что дракон заорал.
И захлебнулся.
- Черепаха, проливаешь, дай я его подержу.
- Пусть, потом простыню сменим.
Опять темнота, а потом донный песок и толща воды. Не бывает такого белого песка и такой прозрачной изумрудной воды.
Хорошо бы подтянуть колени к подбородку и спрятаться под одеяло. В детстве я так спасался после шалостей. Притворялся, что сплю. Отец никогда меня не будил. Я стыдился обмана и только после его гибели догадался, что обмана не было.
От чего мне прятаться теперь? От смерти? Я ещё долго протяну. Слишком здоровое сердце.
Стихий нет. Кенрен спит и улыбается во сне.
Боль пройдет. Потерплю ещё чуть-чуть. А теперь ещё самую чуточку.
Жаль, что я не сделал большего. Жаль, правда?
Смерть – большое свинство, но, вероятно, тем же самым была бы вечная жизнь.
Ну, что ж, мертвые сраму не имут. А бессмертные?
Кстати, кончай дрыхнуть, рехнуться можно с такой сиделкой!
- Кенрен!
Это, что, мой голос? Я дракон, а не ворона, кажется…
- Годжун-сама, простите, третий день… Выпейте.
- Подожди. Мне надоело. Скучно сдохнуть во сне.
- Лекарь говорит, что вы… должны выжить.
- Опять должен? Почему я всю жизнь должен, а, Кенрен?